The Age of you know what (intro)
Обычно зима посещала тихую приморскую столицу неожиданно (ну, в смысле, где-то к середине декабря), и, как водится, никто кроме мирных продавцов валенок не был к ней готов. Новый, две тысячи третий, год не стал исключением. Но был здесь и положительный момент: вместе с нежданными заморозками народу явились вполне долгожданные праздники, которые затянули в свою пучину многих трудолюбцев. Сотрудники местной, Владивостокской, ячейки Института Прикладной Экзофизики, естественно, не стали счастливым исключением:
Окончательно сознание вернулось к Але Жабовой, партийному магу и просто любителю выпить и закусить (но только по праздникам!), к утру двадцать девятого числа. Во рту стоял привкус непонятной кислятины, а события предыдущих дней дебильными лошадками гарцевали перед глазами, вызывая невольную тошноту. Собрав немногочисленные остатки воли в кулак, Аля, тихонько постанывая, побрела на поиски избавления.
Избавление найти было не суждено, так как на пол дороге к кухне ее остановил странный запах гари, приведший гражданку Жабову к слегка дымящейся транспортной пентаграмме, общая картина которой, кроме лирического сопровождения в лице струек дыма и запаха горелой проводки, довершалась лежащей на ней, родимой, грамоткой из штаба.
Помутненный долгим празднованием мозг штабного мага жалобно пискнул "Alarm!" и тут же отключился, так как ничуть не пострадавшие от гуляний рефлексы уже успели сработать как надо (читай: сначала хватай - потом думай), за что и поплатились. Вернее, не совсем они, а их хозяйка, отправившаяся в очень увлекательное затяжное путешествие навстречу неумолимо приближающемуся полу.
Священнику, которого сослуживцы так и звали, так как представляться он (или она?) наотрез отказался (-лась), а неназойливые сотрудники Института не настаивали, пробуждение тоже далось нелегко. Но, немного покрутившись перед зеркалом и поправив несуществующий нимб, он (для простоты будем считать, что это все же "он") решил, что жить вполне можно, по крайней мере, пока, и бодро потрусил в сторону кухни, по дороге бормоча молитвы под нос, так как нужда неумолимо подпирала, а выполнение ежеутреннего долга священнослужителя еще никто не отменял. Пока.
Ботан-М проснулся, как всегда, на рассвете. Его молодецкий организм плевать хотел на пропорцию объемы выпитого к удельной массе тела (основу которой составляла мышечная масса, и лишь сотая часть отводилась на мозги и прочие нервные окончания), а посему, бодро сделав зарядку, поклонившись плакату с Гендальфом и сотворив молитву Моррадину (в которой он жалился на противного Фродо, являющегося ему во снах и больно коловшего своей коротенькой шпажкой), он двинулся к месту всеобщего паломничества - кухне - это молодецкий организм вполне ясно и недвусмысленно заявлял свои претензии на завтрак. Впрочем, до кухни он, подобно гражданке Жабовой не добрался, так как обнаружил оную все еще лежавшей близ пентаграммы. Волосы ее уже начинали потихоньку дымится. Размышлял Ботан-М недолго. Данный процесс вообще не был ему свойственен, а посему, отлучившись ненадолго и вернувшись уже в резиновых перчатках и со шваброй, наш герой, ловко орудуя последней, сковырнул таки Алю со злополучной пентаграммы. На вопрос "что с ней делать дальше?" мозги упрямо отмалчивались, поэтому Аля в гробовом молчании была водружена на широкую спину защитника вселенной (как про себя скромно считал Ботан-М. Кстати имя его - еще одна загадка Владивостокской ячейки. Думается, логичнее будет считать, что это что-то вроде "Посторонним В" по незабвенному "Винни-Пуху").
Продолжение следует...